Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Елена Трухан. Искренне, Ничик…

Рейтинг:   / 4
ПлохоОтлично 
- Давай с тобой договоримся так: я никогда ничего про тебя не напишу…
-  Почему? – удивленно вздёрнул он густые брови и буквально впился в меня умными глазами. – Потому что не достоин? Считаешь меня третьесортным писателем?
- Нет! Просто всегда буду не объективна, - отнекивалась я. – Не может один публицист писать про творчество другого. Это же масло масляное! Или… Тут нужен текст совершенно другого качества, вовсе не публицистический.  - Может, мемуарный? Литературный портрет? Как у Астафьева, в «Зрячем посохе»? Читала? Нет?! Я тебе обязательно подарю.  И ты обо мне напишешь, как Астафьев о своём друге. Не сейчас, конечно, а после моей смерти. Обязательно напишешь!  Я знаю: у тебя получится!..
Я ошарашенно смотрела на него. А он, словно подбадривая, по-доброму улыбнулся, приобнял, и смешинки спрятались в три складочки возле правого глаза.
Разве могла я тогда подумать, что он окажется прав? Как всегда, прав! И я действительно напишу о нём.
Только сначала… некролог, скупой и горький. О писателе и журналисте, наставнике и друге, непримиримом борце с несправедливостью и графоманией, вечном правдоискателе и «неудобном» для многих человеке – Николае Николаевиче Ничике.  Буду строчить быстро и пунктирно, захлебываясь от слез и обиды на судьбу, не давшую ему ни единого шанса…
А писать о нём скороговоркой нельзя. Себе не простишь.
***
... Рано или поздно на пути таких, как я, забывчивых и «заплутавших», обязательно должен встреться Человек, наставляющий на путь истинный. Тот, кто заставит вспомнить себя настоящую, встрепенёт самолюбие и здоровые амбиции, не поленится провести ревизию детских мечтаний и стряхнуть пыль с недописанных долгодумов-рукописей. Кто напомнит об истинном предназначении человеческом. Словом, «зрячий посох» в делах писательских и житейских. Таким и стал для меня Николай Ничик.
Он явился не Принцем на белом коне и даже не Ангелом с огненными крыльями. Вышел легкой походочкой прямо из забоя, как его автобиографический персонаж Михаил Николенко, чумазый от угольной пыли, в шахтерской робе, «изрядно потрудившийся», с ручной лебедкой на плече и с душою нараспашку, с беспородной лохматой собакой рядом…
Вышел и по-горняцки, искренне… дал, наконец, мне основательного творческого  пинка!..  
***
В литературу, как и я, он попал из журналистики. Скорее, родился для неё: с упрямым несгибаемым характером, пристальным взглядом и умением из стремительного потока реальности «выловить» нужный сюжет. С острым обличающим словом и твердым желанием отстаивать свою позицию до конца.  Многим это не нравилось, судачили: «сор из избы выносит», «скандальный журналист». А он не мог жить и писать иначе, потому что знал: по-другому проблемы не решить! 
Свое призвание Николай         почувствовал очень рано. Будучи второклассником сельской школы на далёкой Сумщине впервые решил написать в районную газету: до глубины души потряс случай расточительства и обмана. В магазин завезли дефицитный товар – муку, но продавали её «в нагрузку» с тухлой рыбой, которую, за ненадобностью, колхозники тут же выбрасывали в мусор.  Мальчишку настолько потрясло увиденное, что сразу сел за письменный стол. Он свято верил в могучую силу «четвертой власти», в справедливость и правду, которые она олицетворяла, в то, что Слово способно изменить жизнь к лучшему. Заметку напечатали, только посоветовали автору всерьез «подтянуть» орфографию с пунктуацией. Кто же знал, что бичевателю недостатков, вскрывавшему гнойники советской действительности, было всего-навсего восемь лет?!
А он и прислушался к рекомендациям: для улучшения грамотности стал переписывать в общую тетрадь доклады руководителей партии и правительства на Пленумах ЦК и сессиях Верховного Совета.  Он всегда умел слушать.
Потом из-под пера Н. Ничика вышли размышления о давно не функционирующей общественной бане, о трудностях колхозного труда… Так и пошел Николай, окрылённый первыми творческими успехами, по жизни с ручкой и журналистским блокнотом. А если блокнота вдруг не оказывалось под рукой, не терялся: продолжал писать на каких-то обрывках и «оборотках», на газетной и упаковочной бумаге, магазинных чеках, обертках от шоколада, внутренней части картонных упаковок, старых конвертах, рекламных флаерах… В этом был весь Ничик! Творческий процесс никогда не мог застать его врасплох. Он всегда и везде был готов трудиться, и не важно, «из какого сора» произрастали сюжеты и темы, и на каком соре, «не ведая стыда», они разворачивались. Ведь, в конце концов, какая разница, где, на дорогой ли бумаге или замасленном газетном обрывке, будет записана самая главная, самая заветная мысль всей писательской жизни?..  
***
Наверно, это покажется странным, но он никогда не стремился занять место штатного журналиста в какой-нибудь газете. Не потому, что чувствовал себя ущербным (ему так и не удалось окончить полный курс факультета журналистики в Киевском университете). Нет! Просто стабильной работе в редакции сознательно предпочёл физически тяжелый труд на машиностроительных заводах и металлургических предприятиях, в шахтах и управляющих компаниях ЖКХ. «Никогда не любил сачковать», – скажет Николай о своем «писаке», а на самом деле – о самом себе.
Именно здесь, во вредных и опасных условиях производства, по его мнению, и кипела настоящая жизнь, мимо которой он пройти не мог. Каждодневно, до седьмого поту, плечом к плечу, трудились, добывая хлеб насущный, выковывая свои характеры, умельцы с мозолистыми руками. А рядом с ними всегда оказывались лентяи и приспособленцы, бюрократы и «эффективные менеджеры», подхалимы и вездесущие насмешники. Словом, будущие литературные персонажи, наблюдать за которыми, писать о которых было для него сплошным удовольствием...
«Герой его произведений – «человек работающий», –   отмечала известная кузбасская поэтесса Любовь Никонова, рекомендуя Н.Н. Ничика в члены Союза писателей России. – Не обязательно рабочий, но непременно работающий, созидающий, что-то умеющий, мастер своего дела, человек с психологией и мировоззрением труженика».
И этот человек, как правило, вступает в производственный конфликт, на путь борьбы с несправедливостью, бюрократией, воровством, малодушием, бесхозяйственностью. Вступает… и   оказывается одинок. Он не находит понимания в коллективе, остается один на один в борьбе с системой.  Но уйти от этого конфликта герой не может. И даже если логически один конфликт завершается, тут же назревает и открывается новый, либо морально-этический, либо родственный первому. Потому что натура такая у главного персонажа, потому что жить по-другому не в силах!
Таким, бесспорно, был и сам автор. Бывало, когда движение какого-либо интересного ему «сюжета» замирало, сам начинал «подливать масла в огонь» …
- Зачем тебе это? Не связывайся! К чему лишний раз нервы мотать! Ведь давно всё улеглось-устаканилось? – спрашивала я.
-  А мне интересно!  Хочу знать, что дальше будет, как они поступать начнут! – с азартом игрока, распалившись, откровенничал он.
И продолжал «тормошить» залежавшийся сюжет: выступать в газетах с открытыми письмами, писать и звонить в разные инстанции, встречаться с руководителями администрации, депутатами…
***
Его всегда волновала морально-этическая сторона в исходе дела. И в борьбе за Правду был готов идти на конфликт, писать жестко, жгуче, в какой-то мере – зло. Он не боялся отправлять в печать проблемные, дискуссионные материалы и вовсе не собирался «быть для всех хорошеньким».  Не даром эпиграфом к «Осенней борозде» выбрал слова Льва Кассиля: «Писатель, который всем нравится, вызывает у меня подозрение». И «расшифровал» это так: «Пытаюсь отстаивать честность, верность, благородство». На эти ничиковские качества в свое время указал новокузнецкий прозаик Анатолий Ябров: «В наше жесточайшее время насаждения рыночных отношений Николай Ничик для меня открытие: человеческой доброты, чуткости, порядочности, бескорыстия, общественной неуемности, поистине человеческой заботы обо всем живом, неподдельной любви к отечественной литературе, к культуре, к ее представителям. И думается: слава Тебе, Господи, что не всё, особенно духовное, можно купить или убить рублём» …
***
Долгие годы Ничик терпеливо и упорно тянул сразу две «упряжки» – рабочую и писательскую. Его публицистическое поле деятельности изумляло: «Рабоче-крестьянский корреспондент», «Роман-газета» (спецвыпуски), «Наш современник», «Ромен», «Женщина», «Литературная Россия», «Московский вестник», «Литературная Украина», «Сибирские огни», «Огни Кузбасса», «Кузнецкий рабочий», «Все для дачи», «Кузнецкий край», «Кузбасс», Агентство социально-трудовой информации (АСТИ), «Франт», «Новокузнецкий литературный альманах» ... И это без учета коллективных сборников и авторских книг!  Впечатлило оно и членов Союза писателей России, принявших Николая Ничика в свои ряды без обязательной для официального вступления книги.   
Видя неуемную энергию, гражданскую активность и публицистическую плодовитость Ничика коллеги недоумевали: откуда он, только что «отпахавший смену», черпает силы для литературной работы? Ответ был прост: в хороших книгах, дружеском общении и творчестве. Они помогали держаться на пути нескончаемого преодоления собственных страхов и неуверенности, боли, обид, даже сна. Но об этой стороне своей жизни писатель не распространялся.  
После смерти Николая на сайте pravda.info литератор Дмитрий Чёрный разместил небольшое слово о «товарище Ничике» – личности «потрясающей, советской отзывчивости и оптимизма», «радушности, боевитости и, главное, безграничной веры в прогрессивное начало в любом человеке». Таких уже «не делают», таких «не воспитывает Постэпоха», заключил он. 
***
Быть востребованным в публицистике ему помогало врожденное чутье: с легкостью находил и «разворачивал» темы, интересные для региональной и столичной аудитории, держал руку на пульсе современных публикаций и имел на этот счет собственное мнение, при катастрофическом дефиците времени умудрялся знакомиться с книжными новинками, вести переписку со многими украинскими и русскими писателями: Олексой Ющенко, Дмитрием Белоусом, Русланой Ляшевой, Гарием Немченко, Натальей Околитенко, Михаилом Кулиняком и др.  
За годы творчества Н.Н. Ничик создал целую галерею литературных портретов и зарисовок. В нее вошли как его земляки, так и сибирские литераторы: Николай Николаевский, Эдуард Гольцман, Любовь Никонова, Геннадий Емельянов, Сергей Донбай, Виктор Бокин, Тайана Тудегешева, Олесь Гончар, Зиновий Биленко, Павло Ключина, Олекса Ющенко, Дмитрий Белоус…  
Не зря председатель Кемеровского отделения Союза писателей России Борис Бурмистров, провожая своего собрата по творческому союзу в последний путь, назвал его «настоящем русским и одновременно настоящим украинцем». Ведь ни для кого не секрет, что, перебравшись в 80-е годы XXвека в Кузбасс, Николай никогда не порывал связи с Родиной. Напротив, отправлял туда книги, создавал рассказы и очерки о своих земляках, искренне интересовался их жизнью, финансировал чтения, посвященные поэту и педагогу Иосифу Дудке. И на кузбасской земле тоже спешил творить добро: благодаря его усилиям и содействию увидели свет «Дух черемши» Гария Немченко, сборники стихотворений Владимира Матвеева и Геннадия Иванова, «Духовные мятежи» Станислава Зотова, «На бегу» и «По запсибовским часам» Русланы Ляшевой, «Первенец» Елены Тулушевой.  И мои «Зёрна», конечно. Что это ему стоило – знал только сам Николай да Господь Бог, в существование которого он не верил. 
***
Образ Н.Н. Ничика в моем восприятии неотделим от постоянной спешки, «годами выработанной в шахте привычки куда-то торопиться», от вечного круговорота писательских посылок-сумок-пакетов-конвертов, курсирующих между близлежащими и далекими городами. Он то и дело покупал, собирал, читал, передавал, отправлял почтой книги, выписывал в большом количестве периодику. А когда получал свежие номера журналов и газет, сразу делал вырезки и раскладывал по папкам.
Папки, папки, годовые наслоения газетных вырезок! Словно мощные угольные пласты, залегли они в архиве писателя. Самые старые –  ещё со времен приезда Ничика на Кузнецкую землю. Самые многочисленные – по шахтёрской тематике. Без преувеличения, он собирал о горняках всё. Это был какой-то невообразимый по проделанным объемам, временным границам и тематической широте сбор, точнее – тотальная зачистка, газетно-журнальных публикаций! Работал, как шахтный экскаватор, настроенный ежедневно и бесперебойно выдавать на-гора «тонны» информации об угольной отрасли! Ничто не могло ускользнуть от его внимания: ни шахтерские забастовки, ни зарплата, ни безработица в горняцкой среде, ни свежая отраслевая статистика, ни роскошная жизнь олигархов – угольных магнатов, ни безопасность труда, ни взрывы метана… 
Незадолго до смерти, обеспокоенный нахальным наступлением разрезов на жилые территории, написал «Беспредел угольщиков на землях селян». Узнай он сейчас о выстрелах на Апанасовском (или "Бунгурском-Северном"?) разрезе, о «партизанщине», уверена, бросился бы туда разбираться, не взирая на расстояния, не откладывая проблему в долгий ящик!
И немудрено: опасной отрасли Николай Ничик посвятил 20 лет своей жизни! Не понаслышке знал, что такое шахтовая сырость и сильные, пробирающие до костей, струи холодного воздуха, боли в ногах и спине, инертная пыль, затрудняющая дыхание, потери друзей, погребенных под угольными завалами. Знал и делился этим со своими читателями эмоционально, правдиво, волнительно, искренне.
Да, он всё делал искренне и с полной самоотдачей. Искренне писал. Искренне верил в торжество Справедливости. Искренне считал свою точку зрения правильной.  Искренне любил природу, чтение, труд и саму жизнь. Об этой его черте – проникновенной искренности – напомнило письмо кандидата филологических наук из Кемерово Г.И. Карповой. Прочитав последнюю книгу Н.Н. Ничика «Незабудки», она резюмировала: «Написано душой». Не «с душой», а именно «душой». Так всегда и творил Николай.
***
…Диагноз прозвучал внезапно, как выстрел в спину, как приговор, окончательный и обжалованию не подлежащий: глиобластома. «Как гром среди ясного неба…», - сказал бы Ничик.
Московский критик Руслана Ляшева, с которой в последние годы он особенно плотно сотрудничал, помогал в издании книг и всячески стимулировал к интенсивной литературной работе, шокированная известием о его неизлечимой болезни, отмечала, что долгие телефонные разговоры с ним ничего подобного не предвещали. Он находился в отличной писательской форме, на пике публицистической активности, переживал особый творческий подъем, которому всякий мог позавидовать. Николай совершенно не собирался ставить никакие точки: ни в литературе, ни в собственной жизни...
Тем не менее, некоторые его поступки и привычки, психологические изломы, резкость и порывистость, ранимость и гипертрофированная, почти детская, обидчивость, мягко говоря, удивляли и указывали на болезненное состояние давно. Что говорить, дружить с ним, особенно в последнее время, было совсем не просто: мог с пол-оборота завестись, обвинить неизвестно в чем, бросить трубку и… устроить недельный телефонный бойкот… Эти тягостные и мучительные периоды беспричинной ссоры, казалось, длились вечность в бесплодных попытках дозвониться, залатать трещины внутреннего разлада или попросту выкинуть всё из головы, уйти в сторону, загрузив себя ворохом повседневных забот. К счастью, время всё расставляло по местам…
***
Верил ли он в положительный исход предстоящего лечения? Трудно сказать. Как любой смертный, надеялся на лучшее, но готовился к худшему. Прекрасно понимал, что болезнь неизлечима, вопрос только в сроке, поэтому лишний раз не хотел тревожить близких. Да и говорить об этом ни с кем полноценно уже не мог: началась афазия.  При этом максимально старался завершить уже начатые дела, выполнить обещания. Сильно торопил с подготовкой к печати первой моей книги «Зёрна».  Волновался не менее меня, звонил несколько раз на дню, подстёгивал, срывался на крик, видимо, чувствовал, как с каждым днем потихоньку утекают жизненные силы, «отключается» правая часть тела.
Почти на любое предложение он теперь отвечал: «После операции»… 
Да, на «после операции» было отложено многое: и чтение исторического романа Юрия  Могутина «Сокровища  Аба – Туры», изданием которого он обещал заняться коллегам-москвичам,  и разбор моей  лирической прозы о косаре для создания собственного эссе, и написание литературного портрета Бориса Антоненко-Давидовича, и создание цикла рассказов о детстве в родной Пустовойтовке,  и миниатюры о животных, особенно собаках, и  «Книга профессий» – сборник впечатлений и любопытных случаев из производственной жизни, и повествование про плачущую корову, чудесным образом спасенную шахтером со скотобойни, и пьеса об ушедших новокузнецких литераторах, вновь встретившихся в загробном мире, и рассказы «Голоса из шахты», «Не вернулись из забоя»… И много чего ещё!
Но вопрос, сможет ли высокотехнологичная помощь вновь вернуть его в строй, оставался открытым и бесконечно тревожащим. Об этом, уже искорёженным болезнью почерком, он робко намекнул мне на титуле «Осенней борозды»: «…Вместе намечен не один проект. Были бы силы и время…». И, как обычно, подписался: «Искренне, Ничик»…
***
Его писательскую и человеческую трагедию раскрыл в стихотворении «Смерть поэта» Василий Фёдоров. Это невысказанное до конца Слово. Найденное, но не произнесенное, застывшее на мёртвых губах. Эх, еще бы совсем немного времени даровала ему судьба! Сколько замыслов, в особенности – прозаических и драматургических, не было доведено до конца! Сколько интересных героев, сюжетов оказались лишь тезисно и эскизно обозначенными!  
…Но у настоящих писателей всегда бывает так: что не написано на бумаге, будет дописано самой жизнью. В черновиках Николая, на выцветшем магазинном чеке,сохранился наспех записанный конспект будущего рассказа, или даже небольшой повести, без названия. Главный герой истории – шахтер Семён Ковалёв, попав в жизненный переплёт, теряет здоровье и оказывается в инвалидной коляске. Многие моменты рассказа настолько автобиографичны, что заставляют содрогнуться. Автор, обладавший сильно развитой интуицией, будто заглянул на последние страницы собственной Книги Жизни, прочитал иероглифы своей судьбы…
***
Закончив в 65-й юбилейный год работу над сборником публицистики «Осенняя борозда» (2018), в которую, в основном, включил публицистические размышления, отмеченные лауреатством в «Литературной России», Николай сразу же, без передышки, приступил к новой книге «Незабудки». Она была навеяна «Бессмертниками» знаменитого украинского писателя Олексы Ющенко, с которым он был хорошо знаком, дружен и имел продолжительную переписку. В неё должны были войти литературные портреты украинских и русских писателей, воспоминания, эссе, очерки и этюды о запомнившихся встречах с творческими людьми, впечатления о прочитанных книгах, размышления о наболевшем. Но, так случилось, что в полном объеме воплотить этот замысел прозаик уже не смог: смертельная болезнь подступала, а долгожданная операция, на которую возлагалось столько надежд, лишь усугубила и без того тяжелое положение.
Отправлять в печать «Незабудки», точнее, то, во что вылилось их написание к концу 2018 года, пришлось мне. Выпуск книги должен был стать сюрпризом для автора, вернувшегося из больницы, моей благодарностью за всё, что он когда-то для меня сделал. Не знаю, в спешке ли, в нервной лихорадке, по мистическому ли наваждению, но «по дороге» в издательство потерялись две его приоритетные статьи о негативных явлениях кузбасской литературной жизни – «И жалят они прямо в лоб», «И девок пользовал лежьмя».  Прости меня, Николай…
«Незабудки» вышли небольшим тиражом и прозвучали как прощальное Слово писателя. Слово, которое из-за болезни он фактически не мог произнести с декабря 2018-го. Но все-таки литератор увидел свою четвертую книгу, подержал её в руках. И был растроган до слёз.
***
… Уже несколько месяцев понуро и громко молчит телефон...
Как принять и уложить в сознании мысль, что никогда не услышишь воркующе-окающее «доброго здоровьичка!» или дежурное «привет!»?! Как унять боль и преодолеть собственное бессилие? Где найти средство против подступающей безысходности?..
Помнится, завершая очерк «Уроки доброты», Николай говорил о животворящем женьшене, который без промедления пошел бы искать в тайгу, чтобы воскресить своего Учителя.
Эх, «чорнії брови, карії очі!» … Если б знать, где растет тот волшебный цветок!..
Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.